В КИНО ИДУТ ОДНИ
СТАРИКИ
Кого возбуждает
поэтика доменной печи
и музыка прокатного
стана
НЕСКОЛЬКО
телеканалов, вещающих
в Московском регионе,
вовсю эксплуатируют
ностальгические чувства
части аудитории. Это
в первую очередь специализирующиеся
исключительно на кинофильмах
«номерные» каналы «2» и «1000».
Но стараются не отставать
(очевидно, ощущая общественный
спрос) и ДТВ, и «Звезда»,
и «Домашний». Да и прочие
каналы нет-нет да и отдадут
дань «черно-белой»
картине мира a la Sovietique. Тренд
такой нынче.
Черно-белой
-- в прямом и переносном
смысле. В кино советской
эпохи, снятом на шосткинскую
пленку, монохромным
было не только изображение.
Измученного строительством
коммунизма зрителя грех
было мучить еще и долгим
выяснением, кто на экране
хороший, кто плохой. Уже
с начальных титров, по
фамилиям героев, должно
было стать ясным, за кого
из персонажей следует
переживать, а кого ненавидеть
или презирать.
В
ту киноэпоху было совсем
не страшно пропустить
начало фильма. Я просто
спрашивал родителей,
ткнув пальцем в телеэкран:
«Вот этот дядя – он хороший
или плохой?», и всё прекрасно
становилось на свои
места, даже если я начинал
смотреть фильм с 20-й минуты.
Противостояние персонажей
с фамилиями Ветров и
Грацианский (беру просто
наугад роман Леонова
«Лес») не требовало даже
наводящих вопросов,
на чьей стороне историческая
правда. По фамилиям узнаете
вы их (да простится мне
на Страшном суде искажение
библейской цитаты).
Сразу
оговорюсь: речь идет
не об уникальном фильме
«17 мгновений весны», который
потому, видимо, и оказался
уникальным, что в нем
даже матерые нацистские
преступники показаны
«с человеческим лицом».
И не о фильмах сталинского
периода, в которых кровавые
враги народа подмешивают
цианистый калий в детское
питание.
Речь
-- о кино эпохи 6-й статьи
Конституции, смертельно
скучных и убийственно
серьезных годах нерушимого
единства партии и народа.
В
этих фильмах «хорошее»
борется с «еще лучшим»,
а побеждает в итоге –
правильно, дружба. Плохие
дяди и тети там, конечно,
тоже присутствуют («если
кто-то кое-где у нас порой»);
однако экологическая
ниша откровенных злыдней
в советском кино – либо
детская сказка про Кащея
Бессмертного, либо детективный
жанр. То есть по определению
– развлекательный, «низший».
«Серьезные»
же режиссеры стремились
замахнуться на «неклассовые»
противоречия развитого
социализма с его же непрекращающимися
«временными трудностями».
И замахивались, согласно
производственному плану
(а куда им было деваться
с подводной лодки?). Что
бы сейчас показывали
на каналах «2» и «5», кабы не
«Премия», не «Мы, нижеподписавшиеся»
или – только не смейтесь
очень громко – «молодежный»
киномюзикл «Монтажники»?
(«Ему
бы Евгения Онегина петь»,
-- вздыхала моя мама, глядя
на исполнителя партии
главного монтажника.)
И
сколько дипломных работ
и даже кандидатских
диссертаций было защищено
на тему «Облик строителя
коммунизма на киноэкране»…
Потому
что по обе стороны конфликта
в этом жанре – одни и те
же советские люди, идущие
на одно и то же партсобрание
рапортовать об одних
и тех же трудовых победах.
Как
жанр, кино «на производственную
тему» скончалось одновременно с 6-й статьей
Конституции. Отдельные
рецидивы, вроде говорухинского
«Не хлебом единым» (одно
название фильма, снятого
в 2005 году, чего стоит!) вызывают
скорее иронию, чем желание
о них говорить всерьез.
Но
именно такие фильмы
косяком идут по телевизору
в 2008 году. Смотреть их может,
кажется, либо электорат
Зюганова, либо профессиональные
палеонтологи, исследователи
«парков советского периода»
(название недавно отснятой
ленты Юлия Гусмана).
Потому
что если в тех же «Иронии
судьбы» 1975 года или даже
«Аэлите» 1926-го можно хотя
бы подглядеть правдивые
детали тогдашнего быта
(все равно что в этнографический
музей сходить), то в «производственных»
фильмах и того нет. Интерьеры
и быт в них столь же искусственны,
как поступки и речи героев.
Жанр социальной утопии
– тоже своего рода фантастика.
Вы же не будете искать
правдивых деталей быта
в «Космической Одиссее»…
Но
в отличие от фильмов
Кубрика, в производственные
драмы полагалось верить.
Не просто полагалось
– предписывалось. И не
просто верить – подражать
главным героям, выйдя
из кинозала на просторы
родной страны.
Выдающийся
образец жанра (без иронии;
имя Михаила Ромма не
позволяет ерничать)
– «Девять дней одного
года». (Мистическое совпадение
– премьера фильма состоялась
в девятую годовщину
смерти Сталина). Молодой
физик получает опасную
дозу радиации, но продолжает
свои эксперименты чуть
ли не на смертном одре. Этакий Александр
Матросов от науки.
Но
если у М. Ромма персонаж
выдуманный, то целая
гроздь фильмов повествует
о трудовом героизме
людей вполне реальных
(авиаконструктора
Туполева, мостостроителя
Патона, академика Королёва
и других). Сейчас в подобной
стилистике тоже снимаются
телевизионные короткометражки
в многочисленных исторических
(а чаще псевдоисторических)
программах.
В Интернете я наткнулся
на расшифровку диалога
из какого-то такого фильма
«эпохи застоя».
-- Николай Михайлович,
я не могу это подписать!
Несущие конструкции
недостаточно испытаны!
Вы понимаете, чем это
может грозить?! (говорит Персонаж
скорее Положительный)
-- А Вы понимаете,
что это означает перенос
ввода в эксплуатацию
ещё на полгода?! Вы понимаете,
чем это нам может грозить,
когда об этом узнают
в министерстве?! (парирует
Персонаж скорее Ретроградный).
Стивену Кингу подобный
триллер и не снился в
кошмарном сне, правда?
Да и у Хичкока не хватило
бы духу взяться за экранизацию
ужасов подобного накала.
Хотя иногда (диссидентствуя,
видимо) сценаристы позволяют
себе разбавить сухую
производственную жвачку
мелодраматической линией:
тогда хороший герой
не просто добивается
лучших производственных
показателей, чем персонаж
посредственный, но еще
и уводит у него девушку
(комсомолку и спортсменку,
это само собой). Тогда
фильм из разряда «производственных»
перекочевывает в графу
«Мелодрама» (расстреливать
за подобный саботаж
уже, очевидно, перестали).
Георгий Натансон снял
одну такую картину, «Еще
раз про любовь», в 1968 году.
В 2008-м эта история
про молодого физика
(очевидно, образ физика
в советском кино носит
сакральный характер)
и его возлюбленную -- стюардессу,
спасающую пассажиров
из горящего самолета,
и гибнущую при этом –
смотрится как свидетельство
подсознательной тяги
советских режиссеров
к смерти. Про что-то такое
написал Григорий Чхартишвили
в своем труде «Писатель
и самоубийство» -- якобы
художник сублимирует
свои суицидальные влечения,
заставляя красиво гибнуть
своих персонажей. Подсознательно
режиссеры понимают:
персонаж, пытающийся
улучшить систему, в этой
системе не жилец. Традиция,
идущая как бы еще не с
тургеневского Базарова.
Вот еще один «саундтрек»
из фильма, персонажи
которого в наше время
смотрелись бы полными
идиотами:
ОНА: Вадим,
это, наконец, просто гадко!
Ты должен пойти и всё
рассказать Алексею!
ОН:
Что? Что рассказать?!
Что я семь лет назад просто
украл результаты его
экспериментов, а потом
сказал, что опыты были
проведены с нарушением
технологии? И это тогда,
когда до защиты диссертации
осталось две недели
и в главке рассматривают
мою кандидатуру на пост
замдиректора?! Но мне
ведь жить не дадут. Меня
ведь съедят!
ОНА: Жить? Саша, с этим ты
жить можешь? Я ухожу к
маме. Я устала мириться
с этой ложью. Я так не могу.
В финале фильма
Таня и Алексей, которому
Вадим был «должен всё
рассказать», поженятся,
и Таня родит от него ребёнка.
Главный редактор
журнала «Искусство кино»
Даниил Дондурей рассказал
вашему корреспонденту,
что в России
наметилась «нехорошая
тенденция» -- снижение
интеллектуального уровня
кинозрителей:
--
Современное массовое
кино - это огламуренное,
беспроблемное, бесстариковское,
молодое, жизнерадостное
пространство. Это такая
псевдореальность. Настроение
в киношной среде к концу
года неоднозначное.
Велико разочарование
в зрителе.
Насчет «бесстариковского»
кинопространства Д.
Дондурей попал в самую
точку.
Вы можете представить
себе вышеприведенные
диалоги в фильме про
современную молодежь?
Лично я – нет. Зритель,
рожденный уже не в СССР,
скорее всего, просто
не поймет, из-за чего Вадим
разругался с Таней. Ладно
бы, у Алексея тачка была
дороже и хата круче, чем
у Вадима, тогда что-то
еще было бы понятно. Но
уйти от перспективного
перца, который вот-вот
станет замдиректора,
к какому-то нищеброду
– это что, нам новогоднюю
комедию показывают?
Вот и получается, что
на телеэкранах 2008-го в бой
идут одни старики. Конечно,
на пленке представители
их поколения остались
вечно молодыми, и черно-белое
кино дает им возможность
ностальгировать вдоволь.
Своего рода «фабрика
грез» шиворот-навыворот.
Как пелось в старой,
тех же лет, песне: «Не по
прошлому ностальгия
– ностальгия по настоящему».
По тому настоящему,
где киногерои больше
не гибнут в доменной
печи или в недрах ускорителя
– потому что персонажей
все больше мочат в сортирах.
Каждому – свое.
